По любви. Грязный стиль Василий Аккерман

Василий появился в индустрии из ниоткуда и за три года создал своими текстами целое направление — «порнопублицистика». Его слог считается одним из самых узнаваемых, его стилю бурно подражают. Стиль Аккермана — это идеальный баланс ярости, любви и иронии. Он не просто рассказывает словами — он вырывает ими душу, возбуждает женщин и топит их в любви. Василий Аккерман — единственный публицист, кому глянец позволяет «выражаться». Его тексты неоднократно оказывались в суде. Эта книга собрала лучшие тексты Васи, посвящённые взаимоотношениям. Она без лишней воды рассказывает о еле заметных, но фатальных женских ошибках и о том, что по-настоящему думает современный мужчина. Книга пронизана сексом в прямом смысле этого слова — с красочными подробностями из личной жизни автора.

Мир будет крутиться вокруг кого-то другого, пока ты не влюбишься в себя.

В. Аккерман; 

— Видишь вон того парня? — На летней вечеринке в центре Москвы моя знакомая, фэшн-директор одного популярного журнала, делает движение головой.

— Того, что ни с кем не разговаривает? — отвечаю я на вопрос вопросом. — Вроде бы какой-то блогер.

— Точно, это же Вася Аккерман! — почти взвизгивает она и бежит знакомиться.

Мы тоже перекинемся с блогером парой фраз, похожих на твиты, а наши лица будут выражать самые распространённые эмодзи. Потом он уже и не вспомнит, что впервые мы виделись на людном мероприятии.

Аккерман — один из «своих», умеет сливаться с толпой, мимикрировать, впитывать опыт.

Другой мой знакомый, главный редактор одного популярного журнала, спросит меня однажды:

— А ты знаешь Аккермана? (Он всегда задает вопросы с такого входного «А»).

— Достаточно хорошо, — совру я, но если учитывать, как часто он маячит в моей ленте инстаграма, можно притвориться, что он мой троюродный брат. — Бонвиван, выскочка — брошу я вдогонку.

— Написал мне сейчас.

— Кажется, он пишет всем.

Всем и везде: на рубашке игральной карты в закрытом покерном клубе, на оборотной стороне маленького чека, где чаевые вынесены отдельно, на акцизной наклейке не поддельной бутылки бурбона. И текст везде умещается целиком. Его немного, и он как будто поверхностный (потому что небольшую поверхность занимает полностью), но какой-то максимально насыщенный, эмоциональный, открытый. Примерами таких текстов обычно делятся со своим психотерапевтом в чате. Легко представить, что такие же тексты писала пресловутая Кэндис Бушнелл в своих небольших колонках для The New York Observer, выросших, как у Василия, в отдельную книгу (Sex and the City) и отдельного персонажа (Кэрри Брэдшоу). Один только важный нюанс решает всё. А точнее, орган. И в случае с книгой (тоже выросшей — только из онлайн-заметок), которую мы держим в руках, наличие полового члена решает всё. Вася пишет о сексе и отношениях от лица современного мужчины. «Белого цисгендерного», — пошутили бы нынешние активистки (и перед ними сразу стоило бы извиниться за употребление феминитива). Но Вася не держит фиги в кармане (как и кулака) и заявляет о нарочитом гетеросексуальном опыте (неужели? что это за пережиток такой?) довольно открыто, без всяких прикрас и сносок на вежливость. Он пишет о половом акте, как если бы вел урок сексуального воспитания в старших классах, снабжая теорию собственными примерами. Только еще и похихикивал бы иногда вместе с учениками. А они его, может быть, уважали за это. Но если бы Вася услышал, что в раздевалке перед физкультурой эти же мальчики позволяют себе подобные вещи, он раздал бы им подзатыльников. В его текстах много уважения к женщине, желания понять её. И — что самое, кажется, парадоксальное — через неё зафиксировать, наконец, собственные комплексы, прошлые ошибки и бесконечно повторяющиеся паттерны. У лирического героя Аккермана нет своего — другого — имени, его нельзя было бы считать полноценным альтер-эго автора или даже назвать, скажем, Джерри Брэдшоу. Это все обычный Василий, бонвиван, выскочка, приехавший в Москву из какого-нибудь Лондона, где учился там киномастерству, креативщик, по касательной прошедший нулевые, занимавшийся рекламой (как бегбедеровский Оскар Паранго), окунувшийся в медиа, остановившийся на тексте. Очень ранимый, оттого и немного поэт. А может быть, даже больше, чем прозаик. Дерзкий и дерзающий, а потому местами как будто недооформленный. Зато он моложе, чем все его предшественники вроде Брета Истона Эллиса и Кристиана Крахта. И говори они по-русски, заявили бы непременно, что Vasya — их свеженькое повторение. Но очевидно, что для Васи это вольное или невольное повторение — мать мучения. Его короткие эссе на полях, вошедшие в дебютную книгу «По любви. Грязный стиль» (а вернее стоило бы написать — «короткие эссе на полях как бы самой его книги» — и этим одновременно оправдать это второе название-подзаголовок), видятся как первая и она же переломная ступень на пути к пониманию самого себя, такого же, как и мы все, человека, в чьём сознании секс и смерть идут где-то рядом, а любовь к другому возможна, только если она, естественная и настоящая, крутится где-то внутри, как старая пластинка, которую почему-то раньше никак не мог расслушать.

Сергей Яковлев, Esquire